Полисемия традиционно рассматривается как один из механизмов развития лексической системы языка, обеспечивающий экономию языковых средств и гибкость номинации (Далиева, 2024). В специальной лексике, где требуются точность и однозначность, многозначность долгое время оценивалась как нежелательное явление. Однако в отношении военной терминологии такой подход оказывается явно недостаточным.

Материал трёх сопоставляемых языков показывает, что военная терминология формировалась на пересечении нескольких факторов: военной практики, политической идеологии, научно-технического прогресса и межъязыковых контактов (Latu, 2009; Sorokoletov, 2009). В результате многие термины имеют разветвлённые семантические структуры, охватывающие как собственно боевые действия, так и организационно-институциональные, пространственные, метафорические значения.

Так, в автореферате подчёркивается, что полисемия военной лексики в английском, русском и узбекском языках является закономерным следствием когнитивных, семантических и культурно-исторических процессов: развитие значений отражает изменение военной практики, переосмысление стратегий и включение военных концептов в более широкий общественно-политический дискурс (Аминова, 2025).

Функциональное измерение полисемии военных терминов

Наиболее продуктивным представляется функциональный подход, при котором полисемия рассматривается не только как структурная характеристика, но и как инструмент организации профессионального знания и коммуникации. В диссертации выделяется несколько взаимосвязанных функций полисемии: когнитивная, семантическая, коммуникативная, прагматическая, историко-культурная и идентификационная (Аминова, 2025; Демидович, 2015; Vorozheykina, 2005).

Когнитивная функция выражается в том, что множественность значений позволяет структурировать сложные военные концепты, фиксировать переход от конкретных действий к абстрактным стратегическим моделям. Полисемичные термины ассоциируются с целыми фреймами и сценариями, а не с отдельными ситуациями (Далиева, 2024).

Семантическая функция связана с обеспечением системности терминосистемы: значения выстраиваются в иерархии и сетях, отражающих отношения часть–целое, причина–следствие, процесс–результат (Аминова, 2025).

Коммуникативная функция проявляется в способности одного термина обслуживать различные типы дискурса – от узкопрофессионального до массово-информационного. При этом полисемия, с одной стороны, облегчает адаптацию профессиональной лексики к неспециализированной аудитории, а с другой – может вызывать недопонимание в многоязычной среде.

Прагматическая функция особенно заметна в политическом и медийном дискурсе. Например, в американском дискурсе агрессор нередко описывается через гиперонимические единицы вроде evil и threat, что усиливает негативную оценку; в российском дискурсе значимы термины правда и долг, совмещающие юридическую и моральную семантику (Merkulova, 2013).

Идентификационная функция реализуется в военном сленге: специфические многозначные выражения служат маркерами принадлежности к профессиональному сообществу и усиливают корпоративную солидарность (Vorozheykina, 2005).

Важным результатом работы является систематизация типов формальных семантических связей в структуре военных терминов: радиальная, цепочечная и радиально-цепочечная полисемия (Аминова, 2025).

• При радиальной модели от центрального значения расходятся отдельные производные значения, каждое из которых сохраняет непосредственную связь с исходным.
• При цепочечной – новые значения формируются последовательно, когда каждый следующий шаг опирается на предыдущее значение, а не на исходное.
• Радиально-цепочечная модель сочетает оба механизма: часть значений образует лучи от центра, часть выстраивается в цепочки.

На материале термина defense/оборона/mudofaa показано, как от базового значения «защита» в трёх языках разворачивается спектр значений – от обозначения конкретных оборонительных действий до сложных институциональных структур (например, Министерство обороны или defense system). Полисемия фиксирует переход от тактического уровня к стратегическому, от физического действия к абстрактной доктрине (Аминова, 2025).

Показательно и развитие значения английского guard, русск. прикрытие и их узбекских соответствий: от центрального значения «охрана/защита» формируются значения, связанные с боевым обеспечением, тактическими приёмами, структурой войск и системой безопасности (Аминова, 2025). Тем самым полисемия становится механизмом интеграции новых военных реалий в уже существующие семантические модели.

Типы межъязыковой эквивалентности и коммуникативные риски

Одной из наиболее важных для межкультурной коммуникации проблем является соотношение полисемии и межъязыковой эквивалентности. На основе сопоставления английского, русского и узбекского языков выделяются три типа эквивалентности многозначных военных терминов: симметричная, асимметричная и лакунарная (Аминова, 2025).

Симметричная полисемия наблюдается, когда набор значений термина в разных языках совпадает или почти совпадает. Примером служит reconnaissance – разведка – razvedka, где во всех трёх языках термин обозначает действия по сбору информации о противнике и местности и практически не выходит за пределы военной сферы. Это минимизирует риск искажений при переводе и совместном планировании операций.

Асимметричная полисемия характеризуется только частичным совпадением значений. Так, английский battery может означать артиллерийское подразделение, источник энергии и физическое насилие в юридическом контексте; в русском батарея сочетает значения «артиллерийская группа» и «отопительный прибор»; в узбекском batareya ограничено военным и техническим значением (Аминова, 2025). В многонациональных операциях такие расхождения могут вести к неверной интерпретации приказов и документов.

Лакунарная полисемия связана с отсутствием эквивалентного набора значений в одном из языков. Так, английский fortification объединяет процесс и результат создания оборонительных сооружений, тогда как русское укрепление и узбекские соответствия требуют дополнительных описаний или выбора разных средств выражения в зависимости от контекста (Аминова, 2025).

Распределение типов эквивалентности коррелирует с функциональными сферами употребления: базовые понятия чаще имеют симметричную полисемию, тактика и стратегия – асимметричную, а культурно-специфические концепты – лакунарную (Stepina, 2005; Yodgorov, 1996).

Исследование подчёркивает, что развитие полисемии военной терминологии тесно связано с культурно-историческими процессами и заимствованиями. При переходе термина из одного языка в другой он не просто копирует исходное значение, но адаптируется к новой лингвокультурной среде, формируя дополнительные значения (Аминова, 2025; Yodgorov, 1996).

Показателен пример dogfight: первоначально обозначая «драку собак», термин в английском языке переносится на ситуацию ближнего воздушного боя, где схожи интенсивность и хаотичность взаимодействия (Latu, 2009). Подобные метафорические переносы формируют новые значения, которые со временем закрепляются в профессиональной терминологии.

В узбекской военной лексике, как показывает Х. Ёдгоров, многие термины демонстрируют многозначность в зависимости от уровня командования и контекста. Например, qo‘mondon может обозначать как командира подразделения, так и главнокомандующего (Yodgorov, 1996).

Историко-культурная функция полисемии проявляется в том, что в значениях терминов фиксируются особенности военной традиции конкретного народа: преобладание оборонительной либо наступательной стратегии, специфика организационной структуры вооружённых сил, роль военных в национальной символике (Sorokoletov, 2009).

Одновременно в условиях глобализации и международного военного сотрудничества наблюдается тенденция к стандартизации терминологии: создание межгосударственных глоссариев, унификация терминов в документах НАТО, ООН и других структур. Однако даже при стандартизации сохраняются национально-специфические модели полисемии, которые продолжают отражать различия в историческом опыте и системе ценностей (Аминова, 2025).

Заключение

Анализ функциональных и межъязыковых аспектов полисемии военной терминологии английского, русского и узбекского языков позволяет сделать несколько обобщающих выводов.

Во-первых, полисемия выступает не случайным, а системообразующим признаком военной лексики. Она обеспечивает гибкость номинации, позволяет описывать разные уровни военной деятельности – от тактического до стратегического – и служит инструментом концептуализации сложных военных реалий.

Во-вторых, функции полисемии – когнитивная, семантическая, коммуникативная, прагматическая, историко-культурная и идентификационная – образуют целостную систему, в которой многозначность терминов одновременно поддерживает профессиональную коммуникацию и интеграцию военного знания в более широкий общественный дискурс.

В-третьих, типы формальных семантических связей (радиальная, цепочечная и радиально-цепочечная полисемия) и типы межъязыковой эквивалентности (симметричная, асимметричная и лакунарная) напрямую связаны с когнитивными механизмами категоризации и историко-культурными условиями развития терминологии.

В-четвёртых, в межкультурной военной коммуникации полисемия обладает двойственной природой: она облегчает адаптацию терминов к новым контекстам, но одновременно способна порождать коммуникативные барьеры, особенно при асимметричной и лакунарной эквивалентности.

Наконец, в условиях глобализации усиливается тенденция к стандартизации военной терминологии, однако полностью устранить национально-специфические модели полисемии невозможно и вряд ли целесообразно. Именно они делают военную лексику «лингвистическим зеркалом» национальной картины мира (Аминова, 2025) и требуют от исследователя комплексного, междисциплинарного подхода.