Наивный взгляд на термины требует от них «буквальности» и единственности. Но значительная часть современных терминов родилась из переносов, которые стали настолько привычны, что их «переносность» почти не заметна. В момент, когда инженер начинает говорить о архитектуре системы, биолог – об экосистеме стартапов, а экономист – о токсичных активах, мы наблюдаем не поэтическое украшение, а рабочий механизм семантического роста. Когнитивная теория метафоры объясняет эту продуктивность: абстрактные домены осваиваются через картографирование на телесный и повседневный опыт – контейнеры, движения, конструкции, организмы (Lakoff & Johnson, 1980; Kövecses, 2010). Перенос закрепляется в устойчивых коллокациях, затем институционализируется в стильбуках и учебниках, и, наконец, фиксируется в словарях. Так перенос превращается в термин и тянет за собой ветвление значений – полисемию.

Полисемийная «ветвь» здесь системна, а не случайна. Многозначность создается не произвольными ассоциациями, а набором регулярных соответствий между аспектами того же «концептуального каркаса». В рамках Генеративного лексикона это описывается через сложные типы (dot-types), сочетающие, например, объект и информацию (книга), учреждение и место (университет), носитель и содержание (контейнер и контент) (Pustejovsky, 1995; Asher, 2011). Терминологическая метафора часто запускает именно такие составные профили. Платформа в вычислительной технике – это одновременно среда и подложка для других компонентов; в политике – «несущая конструкция» программы. Обе роли держатся на общем образе «опоры», но активируются в разных регистрах и с разными селекционными предпочтениями. Отсюда и рабочее правило различения: если в одном контексте сосуществуют предикаты, адресующие разные аспекты термина, и высказывание остаётся приемлемым, то мы имеем дело с регулярной полисемией, а не с омонимией.

Когда метафора становится термином, наиболее заметной оказывается смена коллокаций. Облако в метеодискурсе соседствует с дождь, фронт, ветер, а в          ИТ – с инфраструктура, хранилище, масштабирование. Для узбекского bulut аналогичная перестройка фиксируется в сочетаниях bulutli hisoblash, saqlash xizmati, infra-tuzilma. Английское window в архитектуре – одна история коллокаций, window в графическом интерфейсе – другая: maximize, tile, close, pane против frame, sash, lintel. Эти различия не эстетичны – они операциональны: по ним автоматические и человеческие интерпретаторы распознают смысл, а переводчик выбирает эквивалент (Bowker & Pearson, 2002; Geeraerts, 2010). В научно-популярных и новостных жанрах коллокационные профили часто и приводят к «забыванию» метафоричности: эпидемия дезинформации воспринимается как нейтральный диагноз, хотя лежит на метафоре болезнь → информация.

История многих терминов показывает одинаковую траекторию. Сначала – творческая номинация (иногда сознательно метафорическая). Затем – стабилизация благодаря повторяемым задачам и стандартам. Потом – разрастание полиcемийной «семьи» вокруг прототипического ядра. Вирус как биологический объект даёт жизнь компьютерному вирусу, откуда – вирусный маркетинг; ядро смещается в сторону «самораспространяемости», а периферия наполняется переносными употреблениями. Архитектура расширяется из камня в код: сначала через метафорическое описание, затем – как частотный технический термин. Платформа тройственно закрепляется: аппаратная, программная, политическая. В каждом случае полисемия – не «остаток неточности», а структура, созданная терминологической метафорой и закреплённая институционально.

Такое «ветвление» приносит выгоды и риски. Выгодой является экономия выразительных средств: один термин обслуживает семейство родственных          задач и позволяет переносить практики между доменами – отсюда междисциплинарная коммуникация и ускоренный трансфер знаний (Cabré, 1999; Temmerman, 2000).        Риск – в конфликте регистров и в ложной идентификации. Платформа как «сервис» и как «политическая программа» требуют разных глаголов и управлений; буквальная калька разрушает выбор «агентности» в целевом тексте. Русское окно как «интерфейс» легко переплетается с «окном возможностей», а узбекское platforma в политике может конкурировать с dastur. В подобных местах помогает не запрет метафоры, а дисциплина описания: прототипически устроенные словарные статьи, стильбуки, списки допустимых кальк по регистрами, а также корпусные «паспорта» терминов с ближайшими соседями (Sinclair, 1991; Bowker & Pearson, 2002).

Ещё одна важная грань – взаимодействие метафоры и дефиниции.          В нормативном письме дефиниции        нередко «запирают» перенос, закрепляя одно из ответвлений как стандарт. Так облачные вычисления получают через стандарты определения, где «облако» уже не образ, а технологический режим. В этот момент прежние переносы могут сосуществовать, но распределяются по регистрам: научно-техническая инструкция требует одного смысла, журналистский      текст – другого, образовательный –       третьего. Социокогнитивная терминология отмечает именно эту социальную «настройку» термина – enregisterment –          как ключевой механизм: значения          зависят от сообщества практики, жанра, институциональных норм (Temmerman, 2000). Следовательно, полисемию следует документировать не плоским перечнем «значений», а картой «ядро–переферия» с регистрами, коллокациями и типовыми сценариями.

Где граница между полисемией и омонимией? Для терминов, рожденных метафорой, омонимия редка: переносы мотивированы и сохраняют «мост» между значениями. Проверка – в условиях совместной предикации и селекционных предпочтениях: надёжная и масштабируемая платформа – согласованная связь; кирпичная         платформа – сбой (Asher, 2011). Там, где мост исчезает и совместимость рушится во всех регистрах, – скорее омонимия. Практические тесты легко встроить в редактуру и перевод: минимальные проверки ко-предикации и валентности отлавливают скрытые конфликты ещё на черновике.

Компьютерная лингвистика даёт инструменты для автоматической инвентаризации таких семейств. Сокрытая «метафорическая родословная» проявляется в распределительных          векторах: cloud сближается с storage, compute, scale, а не с rain; window – с pane, dialog, minimize; virus – с malware, worm, infection (Navigli, 2009; Hamilton, Leskovec, & Jurafsky, 2016). На основе контекстов можно кластеризовать употребления и мэппить их к типам переносов, а затем обновлять терминографию данными о дрейфе. Это, впрочем, не отменяет близкого чтения – оно необходимо, чтобы отличить моду речи от истинной смены концепта.

Перевод в многоязычной среде должен учитывать двойную жизнь терминов. Там, где перенос стандартен и зафиксирован, уместна унификация: cloud computing → облачные вычисления →         bulutli hisoblash. Там, где перенос свежий       или спорный, нужна помета регистра и, возможно, разнесение по стилям: ecosystem как «экосистема» в ИТ допускается в аналитике, но в учебном тексте может требовать пояснения как «ekotizim (kompaniyalar hamkorlik tarmog‘i)».            Скопос-подход помогает ставить цель: информирование, нормирование, популяризация – и от неё плясать при выборе эквивалента (Vermeer, 2004; Venuti, 1995). Для редакций полезны «карточки терминов»: дефиниция, разрешённые коллокации, примеры из корпуса, предпочтительные переводы по регистрам, «красные флажки» двусмысленностей.

Наконец, вопрос о норме. Стоит ли «обрезать» метафору, чтобы сохранить однозначность? Опыт показывает, что это бессмысленно: метафора – двигатель терминологии. Задача – управлять её последствиями. Если мы систематически фиксируем ядро и периферию, следим               за дрейфами через корпуса, обучаем пользователей регистровым различиям и снабжаем переводчиков и авторов стильбуками, то полисемия перестаёт                 быть риском и становится ресурсом.                    Она помогает переносить модели мышления между дисциплинами, а             значит – ускоряет инновации (Cabré, 1999; Geeraerts, 2010). В этом смысле «терминологическая метафора» – не «источник проблемной многозначности», а источник объяснимой и управляемой многозначности. И чем честнее мы документируем её следы, тем предсказуемее и прозрачнее становится профессиональная коммуникация на русском, английском и узбекском.